История вторая. Другой.
Итак, на чём я остановился? читать дальшеМарлена, моя прекрасная и нежная Марлена… Я всегда начинаю этот длинный рассказ с неё. Потому что её смерть и всё, что ей сопутствовало, действительно было причиной всего, что потом случилось… отчасти. А ещё потому, что печальная история моей бедной сестры заранее перетягивает симпатии слушателя на мою сторону. Я будто готовлю своего собеседника, чтобы в момент самых тягостных откровений он вспомнил о Марлене и подумал: «Но разве не горе и тяжелые испытания стали причиной, по которой он совершал это? Разве они хоть отчасти не оправдывают его?»
Делаю ли я это осознанно? Не знаю, возможно. За многие годы умение выживать и манипулировать стало моей неотъемлемой частью. Но так или иначе, даже спустя столетия ты остаешься защитницей и хранительницей своего брата, Марлена. От других и… от меня самого. Ведь я долгие годы засыпал спокойно оправдывая многое, очень многое твоим именем.
И только теперь перед собой и, пожалуй, перед ним, я могу не скрывать правду.
Даже выживи ты в ту зиму, в моей судьбе это не изменило бы ничего.
Просто потому, что я родился не таким как все.
Сейчас сказали бы, что я опережал сверстников в развитии, в медицинских метриках отмечали бы, во сколько месяцев я начал ходить, говорить и прочее. Меня назвали бы «вундеркиндом», «гением» (не вижу причин для ложной скромности, ведь так меня и зовет нынешнее поколение).
Тогда… На подобные мелочи внимания не обращали. Я был просто «чертёнком», «дьяволенком», «вьюном» и прочим «нечистым отродьем». Проблемным ребёнком, иначе говоря. Потому что сколько себя помню, я хотел знать и понимать всё.
Откуда в колодце вода, почему её капли на солнце светятся? Почему голубь летает, а утка только ходит? Почему река течёт постоянно в одну сторону? Почему молнии падают на землю, но их никто не находит? Почему солнце садиться с одной стороны, а встаёт с другой?
На все эти и ещё тысячи подобных вопросов у окружающих был почти всегда один ответ: «Такова воля божья». Но в отличие от других любопытных детей, я им не довольствовался. В четыре года я стал настойчиво добиваться знакомства с этим самым всезнающим Богом. Естественно, удовлетворить мое стремление было невозможно. Вместо бога меня познакомили со священником, ограниченным человеком, который путался в Писании больше тогдашнего меня. Единственное, что я вынес из нашего общения – первые сомнения в церковных догмах и ростки понимания, что взрослые, оказываются, не знают всего.
И я начал познавать интересующие меня вещи на практике. Строил дамбы на ручьях, отправлял гусыню в полет с крыши, несся с холма на холм, чтобы убедиться, что солнце может взойти для меня и два раза за утро, и три...
Anizraz вот половинка, а вторая хоть и есть, но жутко мне не нравится(((( Постараюсь вечером переделать до удобоваримого состояния))
Ура! Заработало! А вот и обещаный конец второй части, уж какой вышел:
читать дальше
Я начал познавать интересующие меня вещи на практике. Строил дамбы на ручьях, отправлял гусыню в полет с крыши, несся с холма на холм, чтобы убедиться, что солнце может взойти и два раза за утро, и три. Особый интерес у меня вызывала так называемая бытовая магия: руда, в руках кузнеца превращающаяся в сталь, глина, в огне меняющая свойства и цвет. И люди, эту магию творящие. В моем практичном разуме именно эти реальные «творцы» подменяли невидимых и безликих богов.
Пожалуй, уже тогда я был честолюбивым, дерзким, и желал от себя и от жизни чего-то неясного ещё, но… большего. Большего, чем прозябание в глуши маленького провинциального города, большего, чем удел «покорного раба божия». Впрочем, я не задумывался тогда так далеко.
Не последнее место среди моих интересов занимало устройство живого. Что мы такое? Почему меняемся и так быстро уходим? Удовлетворить любопытство по этому поводу было не легко. Сперва мне хватало разделки дичи и домашних птиц – занятия будничные и потому не вызывающие вопросов, затем я увидел прекрасную возможность рассмотреть жизнь, так сказать, изнутри, за счет крыс и ворон, задушенных соседским котом. Всё бы хорошо, если бы меня не застали за этим процессом.
Какой поднялся шум! «Изувеченную тварь» отобрали, меня выпороли и поставили на крупу. Вечером пришел святой отец и начал задавать глупые, как мне тогда казалось, вопросы: кто меня надоумил и что я собирался делать с падалью? Не я ли давеча подбросил выпотрошенную ворону кому-то из горожан на порог? Не слышу ли голосов, которые мне велят есть мертвятину? Не ощущаю ли противоестественных позывов и слабости во всём теле, когда слышу колокольный звон?
Надо мной читали молитвы и самого заставляли молиться, практически купали в святой воде. Это длилось неделю, в конце которой я, глотая слезы раскаяния, заверил перепуганную мать, что все свои ошибки понял.
Я действительно понял. Что живу в мире, где правит слепота и бездумность. Можно безнаказанно подстреливать воробьев камнями на спор, а потом оправдываться тем, что нечистый спутал помыслы и направил руку, но нельзя видеть в чем-либо, а хуже всего в смерти, некий практический толк. Не поступки мои пугали окружающих, а их осознанность. К тому же я пытался объяснить, неосознанно смущая их построенный на вере мир своей логикой и рассудочностью. Иначе говоря, посягал на запретное и брал на себя слишком многое.
Я понял также, что для меня этот мир слишком мал.
А потом была эпидемия и Марлена.
Мне не было десяти, когда я отряхнул пыль родного города с сапог. Ни знаний, ни денег, я даже читать не умел! Одни стремления, подогретые юношеским идеализмом и мечты – честно говоря, жалкое зрелище! И позже мир не раз мне это доказывал. Но…
Не смотря на все трудности, которые ждали меня впереди, кроме одного единственного дня, я ни разу не пожалел о своем решении.